<div style="text-align: center;"></div>
22 мая, на 52-м году жизни (29 января 1960), умер киевский поэт, один из основоположников направления «КОНТРКУЛЬТУРА», Юра Крыжановский. По образованию Юра был филологом, учителем русского языка и литературы. Первая публикация была в самиздатовском альманахе «Бумеранг» (СПБ) в 1992-м году. Неоднократно публиковался в журналах «Ренессанс», «Современный Ренессанс» (с 1992-го по 2005), «Твоё Время», «Время Z», в газете «Поэт и современник», а так же во многих
<div style="text-align: center;"></div>
периодических изданиях Украины и России. Скандальный поэтический сборник «Страна Беломория», изданный издательством «Экономика и право», увидел свет в 2003 году. Второй сборник «Виночерпий» (КМЦ «Поэзия», 2007 год) разошелся, после появления, в течении нескольких месяцев. Юрий Крыжановский был лауреатом международных фестивалей: «Пушкинское кольцо» (Канев-Черкассы), «Подкова пегаса» (Винница), «Каштановый дом» (Киев), «Малахитовый носорог» (Винница», «Гриновский фестиваль» (Одесса)и многих других.
<div style="text-align: center;"></div>
Последний сборник Юрия Крыжановского «Александрия-208» (в соавторстве с Евгенией Бильченко) – уникальный эксперимент литературного, философского и личностного диалога Поэта и Поэта разных стилевых направлений, но одной жизненной позиции. Книга представляет собой концептуальный экспрессивный, драматичный альбом одновременно созвучных и контрастных стихотворений с предисловием знаменитого «поэта в законе» Романа Скибы (Львов) и ставила целью не только показать диалог двух авторов, но и диалог двух культур – российской и украинской. Светлая тебе, Юра, память.Земля пухом.
Подборка стихов Юры Крыжановского. *** Монахи покидали монастырь Сбылись веков далекие проклятьяЖелтеющие ветхие листыДочитывал под утро настоятель Последний раз ударили в набатПоследний раз открыты настежь кельиПоследний раз Иеремия - братОкинул взглядом радужные земли Монахи уходили. Игумен Им прохрипел: На всё есть воля Божья!Казалось, не подняться им с колен,Не окунуться в слякоть бездорожья Но поднялись смиренные. Гуськом Шли за врата. Им око не за око!Ну а вослед как будто бы тайкомПлыла слеза последнего пророка Могилы старцев - древние места Вопили как свидетели немые20-й век от рождества ХристаМонахов уводил Иеремия. *** Из цикла "КОЛДУНЬЯ" Лене Барракуде Я вас в ночь сегодня приглашаюНа спектакль города. Побродим.В парк бегущих стаями трамваев,Мы услышим множество мелодий. А когда, пробив колоколами,Растревожат лунные созвучья,Городского загнанного камняОщутим мы грустную живучесть. И внезапно в памяти воскреснетТо, что с нами было и не снитсяСто веков назад, а может - двестиИ когда-то снова повторится: Завыванья бодрствующих кошек, Фонарей смеющихся потешность, Очертанья смутные прохожих И шагов задумчивых неспешность. Уведут кого-то за собою, Растворившись в звуках полнолунья, Пролетят разбуженные двое -Это я и вы, моя Колдунья. *** ЛОШАДЬ В ПАЛЬТО Опять ты наехала, девочка: "Не ночевал!". Где ночь я провёл - неизвестно и, главное, как.Да только к утру в моей памяти полный провал, А днём, если что ни будь делаю - вовсе не так. Глупышка! Ты снова заладила: "Кто она, кто?" Чего, наконец, в этой жизни я, грешный, хочу? Откуда я знаю? Наверное - лошадь в пальто. Наверное, с нею я скоро совсем улечу. Ах, если б ты знала, как это кайфово: в ночи, Когда распирают стихи и спешишь в никуда, Лететь по Подолу, подземные слыша ключи. От запаха лип, от луны со мной просто беда! Ах, если б ты знала, как это бывает в бреду, Когда до рассвета любовницей стонет строка. Ты с нею в Раю, и ты с нею, конечно, в Аду. Ты с нею! И, кажется, это уже на века! Опять ты наехала, девочка: "Кто она, кто?" Откуда я знаю? Наверное - лошадь в пальто.
СВЯТОШИНО Моя любимая, хорошая,Моя единственная, вернаяЗависла где-то на СвятошиноС подружкой - редкостною стервою. А мысли ползают питонами.Скажите, что мне делать с мыслями?Заколебался по притонам яНеделями ее разыскивать! Она придет и будет каяться,А ее заброшу в ванную.Она отмыться постарается -Душа моя такая странная!
*** ОРАНЖЕВОЕ МОРЕ Где-то плещется оранжевое море.Там резвятся фиолетовые рыбки;Но известный нам философ и историкНе о том поведал морю по ошибке. Видно, пыхнул он нехилую затяжкуИ забыл рулон пергаментного свитка.Вместо свитка взяв эгейского баклажку,Он задумался под шелест эвкалипта. Не оставил и туманные наброски.Сколько радости, печали, сколько горя!Мне приснился удивительнейший остров.И философ. И оранжевое море.
*** Я вам прощаю все свои грехи,И то, что я вас продал с потрохами,И те стихи, что вовсе не стихи,Которые нельзя назвать стихами. В который раз шальная круговертьМеня купила сладостью запрета;Я вам прощаю также свою смерть -Смерть очень одаренного поэта. *** И в жарком сне - полубреду,Листая желтые страницы,Я все равно тебя найду,Моя серебряная птица. А наяву, в туманной мгле,Как вековая пирамида,Холодной болью по иглеПрольется древняя обида. *** Пусть и жизнь перемолота,И нависла беда;Что молчание - золото, Понимал не всегда;Безысходность отчаянья:Не лететь кораблю;Завопило молчание:"Больше жизни люблю!" А над раною колотойЖдет, кружась, воронье…Заберите все золото,Но отдайте Ее. *** Обновление ночи.Невесомость душиЯ хочу тебя, очень,Только ты не спеши. Та, что бредит у стенки,Дышит так, что держись;Развернула коленки,Поднимается жизнь!.. И летаю я междуВас двоих до сих пор -Весь прозрачный и нежный,Как китайский фарфор. *** А любовь умереть не можетИ исчезнуть она не смеет;Я прошу: "Подскажи мне, Боже,Как тут быть и что делать с нею?" Не поставишь ее на полку,Как зачитанный томик Грина;Одиноким завыть бы волком…Не умею наполовину! Затоптать. Перерезать вены.И, напялив чужую маску,Расплескать ее всю по стенам,Пусть засохнет она, как краска! Нет. Уже ни к чему пророчить,Если честно и без обмана…Я хочу ее, Боже. Очень.Остальное - по барабану.
*** Силами ветра асфальт разглажен.Точки над "и" расставлены четко.Ты ничего мне уже не скажешь,Моя любимая идиотка. Не разгрести мне уже весь мусорСплетнями, высыпанный на душу;Был я поддонком и даже трусом -Стал я, конечно, намного хуже. Не развести мне уже костер тот,Не заискриться ему, как в мае;Слово "люблю" на стене затерто -А остальное я доломаю.
*** НА АЛЯСКУ На Аляску бы, на Аляску,Улететь бы к медведям белым;Сочинить там такую сказку,Где с любимой душой и телом; А стихи написать такие,Чтобы пахли ветвями леса;И круты, как гора Батыя,И нежны, как моя принцесса; Суету и тоску похеритьИ, содрав вместе с коей маску,Не предать никого. Поверить.На Аляску бы, на Аляску... *** Увы, Добра и Зла границы Намного тоньше паутины. Редели маски, рожи, лица, А он стоял у гильотины. Не изменился мир, как будто Всё также правят им факиры,А он стоял с улыбкой Будды И наблюдал порядок Мира. *** Мы с тобой тогда еще в век дальнийПропитались запахом баталий.Разбивая головы о камни,Над рекой по радуге летали. И, друг друга впитывая души,Посреди обугленных развалинСоздавали… А затем, разрушив,В сотый раз по новой создавали. А когда на собственной могилеРасставляли точки с запятыми, –Я не знаю, кем тогда мы были,Но уверен, – точно не святыми. Мы с тобой увидимся не скоро:Растопить не просто нашу льдину…До чего ж причудливы узорыЭтих тел сплетенных воедино! *** В какой больнице: Павловской,Кирилловской, Дрогобыжской –Меня ждет БениславскаяИспуганным воробышком? Пускай она не перваяИ никому не ведома,Зато, как псина верная,Вослед мне смотрит преданно. И за одно мгновение,Пусть верится – не верится,Но на могиле генияНаверняка застрелится.
Собор Святого ЮрА Глазами сказать без слов:«Родная, уже пора!Давай улетим во Львов,В собор Святого ЮрА». Бурлит, закипая, мозг,И раны внутри сочат,И плавится нитью воск,А ты, – как моя свеча. А ты, – как моя судьба.Мой вопль. Мой стон. Мой крик.Губами коснешься лба,Быть может, в последний миг. И Образ поверх голов.Страшит за спиной дыра…Давай улетим во Львов,В собор Святого ЮрА.
Карлик Евгении Бильченко Снова – лекарства, тампоны из марли,А на разбитую морду – компрессы.Ожесточенный завистливый карликСмотрит на нас со своим интересом. Это обычные наши разборки.Карлик злорадствует, редкая гнида.Очень доволен: на мягкой подкоркеВсе отложилось: и боль, и обиды. Жалкий пигмей, мой вампир, мой Иуда,Исподтишка корчит мерзкие рожи.Он за спиной что-то мутит, паскуда…Женька, давай мы его уничтожим! *** Начало где-то там в концеОно неясно и туманно.Оно расплывчато и странно…Твоя улыбка на лице.Улыбка – маска на лице(Ведь ты не хочешь улыбаться),Как миг секундный торжества,Как пожелтевшая листва,Вот-вот готовая сорваться,В порыве ветра закруживБезумно дикий танец смерти, –Вдруг озарится и померкнет,А я мертвец, останусь жив. *** Боль, зажатая в кулаке.Фига, слепленная в кармане.Утопили меня в реке,А я вынырнул в океане. Там, где рядом полно акул,Только проку нет в горьком мясе.Вы подумали: «Утонул», -А я жив и вдвойне опасен. Сколько раз я команду «Пли!»Слышал в прошлом и настоящемИ выскальзывал из петлиХитрым, скользким ужом скользящим. Сколько раз вы, сожрав огнем,Все, что дорого мне, разрушив,Темной ночью и светлым днемВзять хотели не тело – душу. Смыслу здравому вопреки,Где закат так кроваво-красен,Поселюсь я у той рекиИ силен, и в сто крат опасен. *** А когда-то были молоды,Но не все мы дошли до старости.Бес в ребро, серебро нам в бороды,Только вот никакой нет радости. А когда-то мы были юными,Не такими пусть знаменитыми,И летали ночами луннымиС обнаженными Маргаритами. А когда-то ныряли в пропасти,Забирались на горы скользкиеИ дрались до крови по совестиМои братья, шпана подольская. Кто-то тупо из нас спивается,Не томимый духовной жаждою,А когда уже не летается,Удается уйти не каждому. *** А я тобой болею, Ударная доярка.Хрустящие аллеиШевченковского парка. Заснеженные кроны,И тени, и оттенки,И жирные вороны,И бронзовый Шевченко. Здесь все – почти, как в детстве:И далеко, и близко.Так хочется согреться,Нырнув поглубже, в сиськи, И, между ними млея,Вдруг ощутить, как жарко…А я тобой болею,Убойная доярка! И даже в волчьей пасти,Все посылая к бесу,Я думаю: «Вот счастье,Что ты – не поэтесса!» *** На душе опустошенность.Скачут мысли мячиком.Что ж, налей стакан крюшона;Сигареты в ящике. Никому уже не нужен.Борода вся в проседи.Листья падают и кружатЭтой глупой осенью. Вот и я по воле ветра,Будто лист осиновый,Пролетаю метр за метромС дурой апельсиновой. Так и хочется все бросить,А пока прелюдия –Перестань рыжеволоситьПо бездарным студиям.
Моему критику Сегодня день рожденья Будды –Великий, светлый праздник мира.Я никому хамить не буду,Так как не выйду из квартиры. Я в унитаз спущу мобильный,Перелопачу книжек груду.Родится он, мой стих дебильный,Сегодня, в день рожденья Будды. А завтра – это будет завтра:Я повстречаю вас и, может,Как утонченный нежный авторЯ разукрашу вашу рожу.
*** -1- Давай побежим по крышамКормить голубей и кошек,А после нырнем повыше,В бездонное небо… Может, Нас ждут там шальные звезды,Гостей голубой планеты…Решайся. Еще не поздно:Я выиграл два билета. -2- Ты не бойся. Я буду рядом.Никому не дадим проститься.Мы наденем с тобой наряды,Мы шагнем прямо в небо, к птицам, Мы обуем с тобой сандалии,Мы одним станем телом в теле…Им покажется: мы упали.Идиоты! А мы взлетели. *** Как тебе пишется, Джейн, в волчьих лапах?Что, зацепило, запало, задело?Я ощущаю стихов этих запах,Будто твое обнаженное тело. Смесь бирюзы, серебра и фарфораНамертво соткана жесткою нитью.Разные были у нас коридоры:С болью твои… А мои – в перепитье. Но привели они в общее гетто,Где так пытаются нас обезличить, Где не учли, что скользить по паркетуНам неприемлемо и непривычно. Где друг без друга настолько нам душно,Хоть головою с разбега о стену,Где, так спокойны и так равнодушны,Глухонемые стоят манекены. Как тебе дышится, Джейн, в волчьих лапах?Что, по ночам, как и прежде не спится?Я ощущаю твой истинный запах –Запах стихов твоих… Запах волчицы.
Колыбельная себе Спи спокойно, спи спокойно,Я тебя не потревожу.Пусть тебе не снятся войны,Спи, малыш, спи, мой хороший. Мы с тобою по бульваруПолетим неторопливо,Приземлимся к стойке бара,Где нас ждет баклажка пива. Будем сдержаны и кротки,Даже трепетны, как лани;Никакой не будет водки,Коньяка и прочей дряни. Всех и вся простим, как сможем.Позабудем то, что было.Не зарядим ни по роже,Ни по морде, ни по рылу. Спи спокойно, мой дракончикОгнедышащий и страшный.Я войну свою закончил.Мне не сносит больше башню.
|